[linxxa]

10.01.2013 в 13:04

Пишет  Papa-demon:

Торин Оукеншильд и его команда — смертники, которых Гэндальф заботливо пытается довести до Одинокой горы, чтобы потом бросить в пасть дракону: во имя добра и мира во всем мире, разумеется.

Эребор — последнее великое королевство гномов.
В этой фразе не только панорама камерой роскошных залов и богатых шахт, но и то, что за кадром. А на то время гномы — двигатели экономики Средиземья. В отличие от больших и малых эльфийских государств, закрытых от взаимодействия с внешним миром, гномы активно налаживают отношения с людьми. Толкин упоминает об этом вскользь в разных работах, но мы знаем, что гномы — лучшие кузнецы и ювелиры, лучшие геологи и мастеровые, и главное, предприимчивые торговцы, которые не боятся рискнуть за пределами родного региона. Гномы строят дороги, чтобы по ним могли пройти караваны с товарами, изучают языки других народов, чтобы наладить торговые и иные отношения. И что мне больше всего импонирует, они не боятся делиться своими знаниями и умениями с людьми.
В общем, на момент расцвета Эребора торговые пути гномов как раз те нити, которые связывают Средиземье от востока до запада, от Железных гор до Синих. И понятно, что Эребор, последнее великое королевство гномов, — серьезная величина на политической арене, защищающая свои интересы, даже в пику интересам эльфов.

Что происходит после падения Эребора?
Это не просто драма отдельного народа и государства — это еще означает, что гномы окончательно лишились права голоса в большой политике. Пострадала ли экономика Средиземья?

вдохновенный гон про мор, глад и погибель

Мне кажется, что как раз наоборот выиграла. Да, цена на предметы роскоши, изготовленные руками гномов, поднялась. Но гораздо важнее значительный приток квалифицированной рабочей силы в людские города и селения, возросшая конкуренция и обмен знаниями и технологиями, в конце концов, — отличный импульс для нового витка развития цивилизации народа, которого эльфы все еще считают младшим.

Спустя полтораста лет после падения Эребора мы видим, что гномам-изгнанникам удалось оправиться от катастрофы. Они заселили Синие горы, открыли новые месторождения полезных ископаемых, создали богатые подземные чертоги.
Но гномы по-прежнему вне политической игры, низведены до «рудокопов, торговцев, игрушечных дел мастеров».
Вспомните сцену Белого Совета — именно эльфы решают, имеют ли право гномы идти в поход на Эребор. И в этом суть расклада сил на тот момент. И именно поэтому Торин не желает связываться с эльфами: «Они попытаются нас остановить».

Почему же эльфы против похода на Эребор? Точнее спросить: почему не хотят трогать дракона?
Я думаю, что дело не только в том, что эльфам, вероятно, невыгодно видеть на карте сильное гномье государство. У эльфов — другая проблема: они хранят мир и равновесие Средиземья, и это не просто слова. Если эльфы поддержат гномов, которые раскачивают проблему дракона, то кому придется разгребать последствия? Опять же эльфам - ну не гномам же с людьми, об этом даже подумать смешно.
А эльфы, как мы знаем, медлительны на подъем и давно избегают хирургических вмешательств: не болит — значит, трогать не будем.

И только Гэндальф понимает, что однажды бездействие обойдется гораздо дороже — причем тем же эльфам в первую очередь. Но у него пока нет достаточного влияния на Белый Совет, чтобы убедить начать действовать.
Но у Гэндальфа есть силы заставить дракона напомнить о том, как он опасен.

Что делает Гэндальф прежде всего?
Он подначивает Торина, обещая свое покровительство и помощь. Он хорошо знает этого гордого гнома и тени за его спиной — деда и отца, которым не удалось вернуть свой народ к прежней силе и славе. А Торин сейчас в расцвете физической формы и внутренней силы, у него нет времени ждать — если он не попытается сейчас, потом будет слишком поздно: «У меня выбора нет».
И Гэндальфу не приходится особо стараться.
Торин внутренне готов, даже понимая, что по сути его поход на Эребор — самоубийство. Разве что (по версии «Похода на Эребор», а не фильма) Торин Дубощит бы предпочел совершить это самоубийство во главе гномьей дружины, но Гэндальф ему буквально руки выкручивает, заставляя отправиться в путь с малым отрядом.

Но как бы там ни было — любому ясно, что тринадцать гномов и один хоббит победить дракона не могут. И не это истинная цель Гэндальфа, какую бы помощь он не обещал Торину.
Задача Гэндальфа в другом: заставить притихший вулкан взорваться. Именно поэтому Гэндальф отдает Торину ключ и карту — гномы должны войти в Эребор и раздразнить дракона своей бессмысленной попыткой покуситься на его сокровища.
Сделать все, чтобы дракон поднялся и обрушил свою ярость на север — показал, что он и есть настоящая угроза.

И если эльфы не сдвинутся с места, когда пострадают людские селения, то угроза Лихолесью и эльфам Трандуила заставит проэльфийский Белый Совет наконец поднять задницу.

Понятно, что в плане предусмотреть все нельзя — Гэндальф учел самоволие Торина, но не учел то, что тот успеет поднять гномов Железных гор и позвать их на помощь; никто не ждал армии гоблинов и орков, которые ринутся в налет на Одинокую гору, да много всего.

Тем не менее, мы видим: Гэндальф сеет бурю.
Он сидит на веселой пирушке в доме хоббита — пьет вместе со всеми, смеется вместе со всеми — и знает, что эти славные, смешные, веселые парни должны умереть по его, Гэндальфа, вине.